В рубриках Фoтo: MSKAGENCY
Нa выстaвкe Рoдинa-мaть прeдстaвлeнa в привычнoй кaрикaтурнoй xрoнoлoгии. Она известна, допустим, по фильмографии Никиты Михалкова — златоглавая лубочная Россия и прочий «Сибирский цирюльник», декадентщина, сгинувшая в пожаре революции, «сталингулаг», экспортное диссидентство вегетарианского периода. Наконец, третье поколение россиянской духовности в изгнании, разговаривающее с ярко выраженным бруклинским акцентом.
Все эти культурологические мемы буквально иллюстрированы довольно проходными в творчестве каждого автора работами. А имена тут собраны громкие. Так, пейзажи Алексея Саврасова, Константина Коровина, Абрама Архипова, совершенно не характерные для их художественного метода, смотрятся вольным комментарием к истории искусств. А в нее эти мастера вошли произведениями иного калибра.
Находки Беккермана не открывают для широкого зрителя ничего нового. Проект в Новом Манеже вносит «белый шум» в наше понимание творческого кредо того же Валентина Серова. «Неизвестный» 1905 года художника скорее компрометирует, чем подтверждает звание «мастера психологического портрета».
Приятным исключением являются картины Давида Бурлюка японского периода, малоизвестного в России. Только Русский музей имеет в коллекции пейзаж «Рисовые поля» или первоклассный «Орнамент» кисти Натальи Гончаровой. Вот, пожалуй, и все, если говорить об авангарде. Раздел, посвященный художникам-шестидесятникам, предсказуемо состоит из Эдуарда Штейнберга, Оскара Рабина и Олега Целкова… Вполне конформистская подборка нон-конформистов.
А вот где нас на самом деле ждет сюрприз, так это в секции contemporary art, амбассадором которого Анатолий Беккерман назначил своего младшего брата Эдварда. Яркий случай непотизма (вид фаворитизма, предоставляющий привилегии родственникам или друзьям вне зависимости от их профессиональных качеств). На выходе журналистов осчастливили его аж двумя увесистыми каталогами, чтобы не осталось никаких сомнений насчет будущего русского искусства. За него теперь можно быть спокойным. Эдвард Беккерман — художник этнографической специфики. Зато с послужным списком, состоящим из групповых передвижных выставок в малоизвестных галереях — за вычетом Русского музея в Санкт-Петербурге, устроившего ему зачем-то целую ретроспективу в далеком 1994-м.
Так — заставка Windows, остановись, мгновение, — неспециалисты могут воображать себе абстракционизм. Соседство Беккермана и Натальи Гончаровой вызывает чувство неловкости. Но история, особенно отечественная, как известно, и не то стерпит, постправда сейчас в моде. В конце концов, все мы, русские, как нелюбимые дети у матери: своей не нужны, а чужая гонит от подола. По этому принципу «безродного космополитизма» вполне логично назначить местечкового кустаря-одиночку Беккермана духовным наследником великой амазонки авангарда Гончаровой.
Что касается Михаила Барышникова, известную максиму «талантливые люди талантливы во всем» он, увы, опровергает. Изображения танцующих людей, снятые на длинной выдержке, чтобы подчеркнуть световую энергию движения, — классический пример любительской фотографии. К счастью, она дополнена интереснейшей серией Errante 1933 года Ильзы Бинг.