В рубриках фoтo: AГН «Мoсквa»
Пoдсудимыe зaшли в зaл зaсeдaний бoдрo и с улыбкoй, впрoчeм, кaк всегда. Первым свое последнее слово сказал Зелимхан Патиев. Он не стал растекаться мыслью по древу, а коротко объявил: «Мы простые работяги. Мы чужого не просили».
Многие другие фигуранты последовали его примеру, говорили лаконично.
Александр Голубев (отдал приказ ударить бизнесмена Льва Гарамова): «Предъявленное объявление не имеет отношение к действительности. Нет доказательств моей вины».
Вадим Прохоров (избил Льва Гарамова): «Поддерживаю защитника».
Батыр Бекмурадов: «В прениях все сказал».
Евгений Суржиков: «Никаких преступлений не совершал».
Николай Николаев (присутствовал на переговорах в ресторане Elements): «Не знаю, что добавить. Умысла никакого не было. Одна сторона не поняла другую. Конфликта мы не устраивали. Хулиганские действия совершали другие люди. Давайте проведем очную ставку, просил я. Мне приносили протоколы допроса неизвестно когда сделанные».
Ярче и образней большинства говорил ближайший соратник Калашова Андрей Кочуйков (Итальянец): «Я не Бармалей, не злодей, не педофил. Нашим делом занимается управление «М» ФСБ. Надо было не левых свидетелей ставить. У меня есть рюкзак за плечами, есть сроки. Если инвесторы Жанны Ким считают меня виновным, пусть только меня судят. Другие страдать не должны. Секите мне голову. Я хотел помочь Фатиме. У нее умер сын, и у меня. Буданцев сказал реплику провокационного характера. Он достал первым пистолет. И выстрелил мне в спину с двух метров. Если я злой криминальный авторитет, то чем заслужил пулю в спину?»
Лидер криминального мира Захарий Калашов (Шакро Молодой), как всегда, был немногословен: «Я не виновен».
Защита во время прений настойчиво продолжала называть протокол обвинения художественным вымыслом. Юристы искали нестыковки, в том числе формальные — ошибки в именах, отсутствие подписей. Строго раскритиковали работу прокуроров. Еще во вторник адвокат Андрея Кочуйкова Константин Трапаидзе попросил суд переквалифицировать статью с «вымогательства» на «хулиганство» — приближенный Шакро Молодого много матерился и толкал людей.
Первым на заседании выступил адвокат Эдуарда Романова. Он отметил, что показания хозяйки ресторана, где произошла перестрелка, Жанны Ким, противоречат друг другу. Например, она называет разные суммы, которые у нее просил Романов, приехав на переговоры. Защитник обвинил прокуроров в неточности. По заявлению одного из обвинителей Романов сказал на ухо Денису Ким (бывшему мужу ресторатора): «Не лезь, а то уроют». Другой уверен: фразу произнес Николай Николаев.
Адвокат Николая Николаева назвал обвинительное заключение сценарием к фильму. Некоторые доказательства следствия не имеют отношение к подсудимому, по мнению юриста.
Защитник прораба Герсона Гамидова указал неожиданно на статьи в Гражданском кодексе, где говорится о вознаграждении, которое выплачивается по договору между подрядчиком и заказчиком. Строитель не получил полагающихся ему денег за работу. И при этом в благонадежность дизайнера Фатимы Мисиковой подрядчик поверил, а вот в порядочности Жанны Ким усомнился.
Адвокаты Евгения Суржикова обвинили Жанну Ким в клевете. Бизнесвумен утверждала, что подсудимый блокировал вход в ресторан. «На записях с камер наблюдения видно — люди спокойно выходили и входили», — сказала адвокат. Второй защитник сумел разглядеть даже взгляд Суржикова, зафиксированный видеосъемкой. На записи, к слову, с большим трудом возможно различить людей. Обвиняемый смотрел якобы недоуменно на входящих в ресторан.
В прениях приняли участие и подсудимые. Николай Николаев подготовил речь, в которой рассказал о работах, проведенных в ресторане и финансовом вкладе Фатимы Мисиковой. Но вот Жанна Ким не торопилась с оплатой, говорит Николаев. Почти полностью он повторил многие факты, названные ранее другими участниками процесса, представлявшими сторону Фатимы Мисиковой.
Гамидов, самолично отстаивая свою невиновность, сообщил о том, что вентиляцию он не обязан был делать.
«Нет хуже зла, которое прикрывается благими делами. Я не преступник, не Бармалей. Я сидел при социализме и в 90-е, но такого беспредела не видел», — рассуждал Кочуйков.